"Если удастся, то сделаю дело хорошее: заставлю сознаться, что чистый, идеальный христианин - дело не отвлеченное, а образно реальное, возможное, воочию предстоящее, и что христианство есть единственное убежище Русской Земли ото всех ее зол". Эти строки писал Ф.М. Достоевский в письмах к Н.А. Любимову по поводу образа старца Зосимы, отсылая в редакцию очередные части романа "Братья Карамазовы".

Здесь видна авторская установка на создание не только правдоподобного, но  реального, будто взятого из самой жизни героя. Подобная установка реализуется уже в первых упоминаниях о Зосиме в романе, в том кратком экскурсе в историю старчества (гл. "Старцы"), где Зосима ставится в ряд с реальными старцами-подвижниками XVIII-XIX вв.: Паисием Величковским, оптинскими старцами, чем создается впечатление исторически реального образа.

Прототипика играет существенную роль в художественном мире Достоевского. Прототип у писателя не только "первообраз", "основа для создания того или иного образа" [1:299.], но это, прежде всего, основа реальности образа. В.И. Даль дает слову прототип синоним "истинник". У Достоевского прототип - именно "истинник", [2:521.] т.е. залог истинности, жизненной подлинности литературного героя. Особенно важно существование таких прототипов-истинников для "идеальных", программных образов в творчестве писателя. Это в первую очередь относится к "идеальному христианину" - старцу Зосиме в "Братьях Карамазовых".

Понимание образа старца Зосимы шло во многом по пути его соотнесения с реальными лицами.

Как известно, летом 1878 г. Достоевский вместе со своим другом Вл. Соловьевым посетил Оптину пустынь, где встретился со старцем Амвросием, который его глубоко потряс. Согласно списку Анны Григорьевны, приведенному Гроссманом, с Оптиной пустынью связаны некоторые духовные книги, находившиеся в личной библиотеке писателя: "Жизнеописание оптинского старца, иеромонаха Леонида", "Слова подвижнические" Исаака Сирина, труды Симеона Нового Богослова, изданные в Оптиной под наставительством старца Макария, и др.

Поездка Достоевского в Оптину Пустынь была одним из важнейших событий в духовной жизни писателя. Вызванная личным переживанием смерти младшего сына Алеши, эта поездка во многом определила творческие идеи и характер романа "Братья Карамазовы".

Знакомство с Оптинским старцем Амвросием, этим живым воплощением русской святости, "хранителем образа Христова", носителем народной правды, подвело итог многолетним духовным и творческим исканиям писателя.

Встреча эта носит глубоко символический характер. В лице великого гения русской литературы и великого святого Русской Церкви после почти векового разрыва встретились Церковь и интеллигенция, Православие и культура, святость и гениальность, что  во многом определило характер взаимоотношений русской культуры и Православия в последующее время [3:301-312].

 Мнение о том, что Амвросий Оптинский является прототипом старца Зосимы,  стало общепринятым в литературе. Восприятие образа старца Зосимы как отражение реального старца Амвросия имело неожиданное продолжение  в реальной действительности, когда уже саму Оптину Пустынь и оптинских старцев стали воспринимать через призму романа "Братья Карамазовы" и образ старца Зосимы.

Это восприятие относится, прежде всего, к старцу иеросхимонаху Анатолию (Потапову). Он был учеником старца Амвросия, одним из его духовных наследников. В начале  ХХ века о. Анатолий был признанным оптинским старцем, к которому приезжало много читающей интеллигентной публики.

Студент Санкт-Петербургской Духовной Академии И. Смоличев писал после встречи со старцем: "Яркий образ Зосимы - олицетворение идеального, светлого, божественного - невольно всплыл в нашем представлении при виде одухотворенного, детски светлого лица батюшки о. Анатолия" [3:307].

Литературный герой определял восприятие действительности. Роман "Братья Карамазовы" для русской читающей публики становился подчас своего рода путеводителем по Оптиной Пустыни.

Существовали предположения, что прототипом мог быть старец Леонид - ближайший из учеников Паисия Величковского, "возобновитель" старчества на Руси. Старец Леонид говорил о необходимости познания  самого себя, которое,  будучи связано с глубокой искренностью и смирением, является основой для обретения полной радости и глубокого осознания всего. Но часто человек приходит к ошибочному сужению о себе и создает свое искусственное "я".

         Зосима из "Братьев Карамазовых" в одном из эпизодов выявляет сложные внутренние процессы, ведущие к созданию этого искусственного "я". Он говорит, что от непрочности этого созданного "я" происходят крайняя обидчивость, замкнутость, вызванная страхом открыться и быть судимыми, презрение к другим, что означает, по мнению старца, неспособность любить и принимать жизнь такой, какая она есть.

Осознание этой "ошибочной идеи" и ложь самому себе являются, по мнению не только Зосимы, но и старца Леонида, одним из главных источников несчастий, самым трудным препятствием на пути "схождения ума в сердце" [4:124].

На стиль поучений Зосимы Достоевский указывал сам в цитированном уже письме Н.А. Любимову: "Эта глава ("О Священном Писании в жизни отца Зосимы") восторженная и поэтическая, прототип взят из некоторых поучений Тихона Задонского, а наивность изложения - из книги странствований инока Парфения". В качестве возможного прототипа Зосимы, давшего имя герою Достоевского, назывался схимонах Зосима Тобольский (1767-1835). Приводились также параллели к образу старца Зосимы из агиографии: св. Зосима Палестинский (VI в.) из жития Марии Египетской, св. Зосима Соловецкий (ум. 1478) и др. Существуют также сравнения Зосимы с русскими подвижниками св. Серафимом Саровским и Сергием Радонежским.

Все возраставший в 1870-е гг. интерес Достоевского к "Святой Руси" и ее виднейшим представителям - от древнерусского периода до современного - вполне закономерен. Именно здесь ищет писатель реальные прообразы типа "идеального христианина", православного "делателя".

Достоевскому был близок такой тип русской святости, как "труженичество во Христе", и в частности, "труженический" подвиг преподобного Сергия Радонежского, органически сочетавшего духовное и общенациональное созидание.

         У Достоевского Зосима вспоминает эпизод из "Жития" Сергия Радонежского (прямо не называя имени святого). Он рассказывает о том, как "приходил раз медведь к великому святому, спасавшемуся в лесу, в маленькой келейке, и умилился над ним великий святой, бесстрашно вышел к нему и подал ему хлеба кусок: "Ступай, дескать, Христос с тобой", и отошел свирепый зверь послушно и кротко, вреда не сделав". Этот рассказ Зосимы намечен черновой записью в "Исповеди старца", где уже прямо называется имя святого.

          Еще одна художественная деталь связывает роман "Братья Карамазовы" с Сергием Радонежским: в главе "Великий инквизитор" Иван Карамазов упоминает, что "к иным праведникам, по жизнеописанию их, сходила сама Царица Небесная" [5:195-201]. Здесь речь идет об известном из жития преподобного Сергия видении ему (первому из русских святых) Божьей Матери.

Из числа византийских и древнерусских православных святых, получивших отражение в творчестве Достоевского (Иоанн Лествичник, Феодосий Печерский, Нил Сорский и некоторые другие), Сергия Радонежского, Тихона Задонского и Феодосия Печерского следует выделить особо. В "Дневнике писателя" в 1876 г. Достоевский охарактеризовал их как носителей высоких религиозно-нравственных и исторических идеалов русского народа, святость которых, по неоднократным разъяснениям писателя, состоит, прежде всего, в том, что в глубинах народного духа сохранился - как высочайший идеал - неискаженный образ Христа, утраченный или замутившийся в западном христианстве.

Преподобный Сергий несомненно сыграл существенную роль в формировании у Достоевского концепции "русского инока", основной смысл и назначение которого писатель видит в том, чтобы хранить образ Христов "благолепно и неискаженно, в чистоте правды Божией", завещанный "от древнейших отцов, апостолов и мучеников".

         Названные прототипы и прообразы, ни один не равняясь полностью Зосиме, в совокупности складываются в "образно реальный" обобщенный тип "русского инока". Кажется, объяснены все стороны образа, проблема прототипов Зосимы исчерпана.

Однако осталась прототипически необъясненной биографическая часть образа: когда старец Зосима был еще офицером Зиновием. Ее центральный сюжет - обращение военного в монахи. Учитывая установку автора на жизненную реальность героя, следует предположить, что центральный сюжет "Сведений  биографических" также не выдуман автором произвольно, но имеет прототипическую опору на реальный материал. К удивлению, ни у одного из известных прототипов Зосимы этот сюжет не присутствует. Старец Амвросий, к примеру, прошел полный курс семинарии, затем духовной академии, лишь после этого поступил в монастырь. Тот же "семинарский" путь у Тихона Задонского (1724-1783). Впрочем, можно указать сюжет обращения военного в монашество в жизнеописании Зосимы Тобольского, который действительно служил некоторое время в гвардии. Но монашество он принял, будучи не на военной службе, а став помещиком.

Сюжет обращения военного в монахи не был в России XIX в. исключительной редкостью. Но, пожалуй, самой известной историей такого обращения была история подпоручика Дмитрия Александровича Брянчанинова (1807-1867).

Потомок древней вологодской дворянской фамилии, молодой человек с обостренным религиозным и нравственным чувством, романтик, блестящий офицер, известный лично императору Николаю I, он совершенно неожиданно для родственников, сослуживцев, самого царя подал прошение об отставке с тем, чтобы стать монахом. В монашестве Брянчанинов принял имя Игнатий. После жительства в разных северных монастырях он был назначен по желанию Николая I настоятелем Троице-Сергиевой пустыни под Петергофом, которою управлял почти четверть века. В 1857 г. архимандрит Игнатий возведен в сан епископа Кавказского, в течение четырех лет управлял новооткрытой епархией на Северном Кавказе в г. Ставрополе, после чего ушел на покой и поселился в Николо-Бабаевском монастыре на Волге, где провел последние шесть лет своей жизни. В годы "покоя" епископ Игнатий принял на себя подвиг старчества, вел обширную переписку, писал духовные сочинения, широко издававшиеся в XIX в. Умер 30 апреля 1867 г.

Сходство святителя Игнатия с Зосимой заключается не только в самой общей схеме обращения военного в монашество. При ближайшем рассмотрении обнаруживаются другие не случайные совпадения. Жизненный путь старца Зосимы выясняется из "Сведений биографических" (гл. "Русский инок") и разрозненных замечаний в романе. Биография епископа Игнатия восстанавливается по материалам, публиковавшимся в печати при жизни Ф.М. Достоевского.

             "Старец Зосима <…> происходил из помещиков, когда-то в самой ранней юности был военным и служил на Кавказе обер-офицером"     

"…родился я, - рассказывает о себе Зосима, - в далекой губернии северной, в городе В., от родителя дворянина, но не знатного и не весьма чиновного…"

Дмитрий Александрович Брянчанинов происходил из дворянской помещичьей семьи, родился в родовом имении отца в с. Покровском под Вологдою. В некрологах сообщается: "Епископ Игнатий (дитя, дарованное за слезные молитвы матери, оставшейся после потери двух старших детей-младенцев продолжительное время бездетной) воспитывался в Вологде, в доме родительском до 15-тилетнего возраста…"

После смерти старшего брата Маркела мать определила Зиновия "в Петербург в кадетский корпус", "чтобы в императорскую гвардию потом поступить". В кадетском корпусе Зиновий пробыл "долго, почти восемь лет…", по окончании получив звание обер-офицера.

Брянчанинов по настоянию отца приехал в Петербург и  в 1822 г. поступил в Главное Инженерное училище. А через четыре года он вышел из верхнего офицерского класса училища со званием инженера-подпоручика (обер-офицера).

В "Сведениях биографических" лишь единственный раз указывается точная хронологическая дата - поединок Зиновия, ставший поворотным моментом в его жизни. О нем сказано: "в двадцать шестом году дело было". Сразу после поединка Зиновий подал прошение об отставке, "а через пять месяцев удостоился Господом Богом  стать на путь твердый и благолепный…". Таким образом, обер-офицер Зиновий ушел в монастырь в конце 1826 - начале 1827 г. На этом заканчивается "послужной список" обер-офицера Зиновия и начинается житие старца Зосимы.

Решающий поворот в жизни Брянчанинова, его обращение произошло также в 1826 г. "Весной он заболел тяжкою грудною болезнию, имевшею все признаки чахотки, так что не в силах был выходить…". "Доктора… объявляли неоднократно пациенту своему смертный приговор. Он стал готовиться к смерти". И здесь произошел духовный переворот Брянчанинова. Эта история напоминает историю болезни брата старца Зосимы - Маркела. Таким образом, в основе обращения героя Достоевского и Игнатия Брянчанинова лежит "пограничная" ситуация между жизнью и смертью. После неожиданного выздоровления подпоручик Дмитрий Брянчанинов решил стать монахом. Осенью 1827 г. он поступил послушником в Александро-Свирский монастырь.

Сопоставление обнаруживает точное совпадение реалий жизнеописания старца Зосимы и биографии епископа Игнатия: происхождение, место рождения, офицерское звание, время обращения и др. Такое системное сходство не может быть случайным. Видимо, писатель сознательно использует факты биографии епископа Игнатия для создания биографической части образа старца Зосимы. Канва жизни Зосимы строится в основном по образу и подобию жизненного пути Игнатия Брянчанинова.

Достоевский нигде ни разу не упоминает имени святителя Игнатия Брянчанинова. Тем не менее, писатель, бесспорно, знал о епископе-подвижнике. Имя Игнатия Брянчанинова было широко известно русскому обществу, его можно было встретить на страницах и революционных изданий.

          Достоевский мог ближе знать святителя Игнатия. Епископ учился в том же Инженерном училище, где позже будет учиться Достоевский. Во время учебы Достоевского Игнатий Брянчанинов был настоятелем Троице-Сергиевой пустыни, находившейся недалеко от Санкт-Петербурга. Будучи кондуктором Инженерного училища, Достоевский летние месяцы в течение четырех лет проводил в лагере под Петергофом. Учитывая это, можно предположить, что Достоевский посещал лавру северной столицы, мог видеть настоятеля и составить о нем собственное впечатление. О несомненном интересе писателя к личности Брянчанинова свидетельствует тот факт, что в библиотеке Достоевского были книги епископа Игнатия, в частности "Слово о смерти".

Святитель Игнатий известен как крупный духовный писатель. Только при жизни Достоевского вышло около двадцати отдельных изданий разных сочинений епископа. В своих писаниях он исследует не только вопросы монашеской жизни, но касается вековых, "проклятых" вопросов бытия. Характерны последние слова, записанные им в день своей кончины: "Что душа моя? Что тело мое? Что - ум мой? Что - чувства тела? Что силы души и тела? Что жизнь?.. Вопросы неразрешенные, вопросы неразрешимые. В течение тысячелетий род человеческий приступал к обсуждению этих вопросов, усиливался разрешить их и отступал от них, убеждаясь в их неразрешимости…" [6:167-178.]. Стиль и метод этих размышлений близки творческому методу Достоевского.

Знакомство Ф.М, Достоевского с сочинениями епископа Игнатия позволяет сопоставить не только факты жизни Брянчанинова, но и его сочинения с поучениями старца Зосимы.

Первое, что обращает на себя внимание, - это совпадение тем и названий книг Игнатия и поучений Зосимы:

            Важен также идеологический момент обращения Достоевского к личности епископа Игнатия. Писателя принципиально не могли устроить "семинарские биографии" Тихона Задонского и старца Зосимы Тобольского. Достаточно вспомнить многочисленные критические высказывания в статьях, рабочих тетрадях и записных книжках Достоевского против семинаристов. Писателю для "святой фигуры" "идеального христианина" была нужна биография, которая бы соединяла в себе начала дворянское и народное. Соединение того и другого есть в биографии епископа Игнатия, дворянина, прошедшего сложный путь исканий и пришедшего к народной, "почвенной" правде, ставшего ее носителем - старцем в монастыре, хранителем "лика Христова" [7:177].

Ф.М. Достоевский, пристально вглядываясь в близких ему по времени русских подвижников, угадывая в них "святую фигуру" "идеального христианина", как и во многом другом, оказался пророком. На Поместном Соборе Русской Православной Церкви, проходившем в Троице-Сергиевой лавре 6-9 июня 1988 г., епископ Игнатий Кавказский в числе других подвижников, среди которых были Паисий Величковский и Амвросий Оптинский, был причислен к лику святых. Это была, по сути, "канонизация" того христианского идеала Достоевского, который он проповедовал в образе старца Зосимы.

Примечания:

1. Словарь литературоведческих терминов. М., 1974.

2. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. М.,1980. Т.3.

3. Священник Геннадий (Беловолов). Оптинские предания о  Достоевском // Достоевский. Материалы и исследования. СПб.,1997. Т. 14.

4. Сальвестрони С. Библейские и святоотеческие источники романов Достоевского / Пер. с итальянского. СПб., 2001. С. 124.

5. Буданова Н.Ф. Достоевский и преподобный Сергий Радонежский// Достоевский. Материалы и исследования. СПб.,1997. Т. 14.

6. Беловолов Г.В. Старец Зосима и епископ Игнатий Брянчанинов // Достоевский. Материалы и исследования. Л., 1997. Т. 9.